Заколки

Пора закрыть глаза . Пора сделать музыку громче и пусть в мой разум врываются звуки. Пусть отскакивают от холодных исписанных стен, пусть сталкиваются между собой и, остывая, замедляются - совсем неслышными падают вниз, превращаясь в нерукотворный ковер белоснежных, медленно тающих снежинок надежды. Сегодня вечер, в котором для нее нет места. Она ушла, хлопнув дверью. Она перестала отвечать на письма. А недавно я видел ее в последний раз. Она шла по другой стороне улицы. Я спешил по придуманным делам, и в воздухе резвились солнечные зайчики. Было тепло и совсем не дождливо. Вокруг было так прозрачно, что мне даже почудилось будто бы дома и машины, деревья и облака вдруг тоже стали прозрачны. Прозрачны и чисты. Все остановилось. И звуки лета повисли в воздухе. Она остановилась и взглянула на меня. Я понял, что именно так смотрят в последний раз. Она исчезла, а на меня со всех сторон грянул водопад красок и бликов, звуков и чужих взглядов прохожих. А вчера один старик на улице, совсем пожилой и измученный сказал мне, что встретил ее. Но он был пьян и я не поверил. Да и что мне с того. Даже если и встретил. Скорее всего это была его надежда. Разве нам нужны чужие чувства?! Сегодня он привел её ко мне домой. И что я сделал? Я сказал: Привет! А потом удалил и сказал: привет. Это называется «привет и точка». А потом снова удалил и сказал: здравствуй. Пригласил в дом и предложил первое, что пришло в голову. Чай с вареньем. Да, точно! С яблочным. Вкусный чай. Сколько сахару положить? А! Она же без сахара пьет. Точно. Забыл. Снова забыл. И пока она пила чай я писал объявление о ее пропаже. Ручка, конечно же, не хотела писать как следует и строки получались корявыми. Но я дул на нее, я согревал её теплом рук, я вытаскивал этот стержень. Этот маленький легкий черно-белый гибкий прозрачный неживой пластмассовый стержень. Снова и снова. Я царапал лист, я ставил черные кляксы неудобной правды на белую бумагу своей жизни. То, что было чаем с вареньем прогремело пустотой чашки. Пора. И я повесил объявление в парадном. И еще одно на столбе, на углу улицы. Там где останавливается машина, которая привозит хлеб в магазин по утрам. И ее быстро забрали, надежду. Может быть настоящий, а может и поддельный кто-то. Тот, кого не учили, что брать чужое нехорошо. А мне было все равно. Я остался среди книг и неярких звуков, среди цветов и яблочных мыслей. Ой. Снова стучат! На этот раз я притворюсь, что разучился писать.

Наркотики - плохо, курить вредно, пить - тоже. А если? Если просыпаешься вдруг утром и пустота. Не грустно, не жалостливо, не плакать, не злиться, не страдать. Нет. Ты просыпаешься в невесомости, в пространстве без мебели и штор. Без стен. Без дверей. Без окон. И тебе остаётся что? Пить чай в столовой. Поставить чашку на стол. Бросить в нее этот сушёный китайский зародыш бодрости. В надежде на неё. Залить кипятком. И звонкой металлической точкой положить рядом ложку. И ждать. Иногда много лет. И всё вроде бы есть, и жизнь и краски, но где же главное? Где же ты, главное? Ты - есть, но где-то рядом. Рядом, там где смех и улыбки. Там, где радуга радости растет из луговых трав. И ведь иногда это Рядом - далеко-далеко. Жизнь - далеко. Жизнь - рядом. Бывают дни, когда я ближе к этому Рядом. А бывают, когда я за тридевять земель, за семью морями и за одним световым годом. Со световым летом, осенью, весной и зимой. Вы знаете, сколько длится один световой ноябрь? А февраль? А сколько длится пара-тройка световых дней? А знаете, чего достаточно, чтобы пустота вмиг превратилась в счастье? Всего шесть букв. Привет.